Никому не уступлю - Страница 42

Она стояла перед зеркалом. Сегодня в замке праздник, а значит, и ей надо одеться понарядней. Поразмыслив, Дженет надела парадное платье, что подарила ей Жаклин. Почему-то оно сидело на ней чуточку свободней, чем прежде, – должно быть, переживания последних дней заставили ее похудеть. Молодая женщина бросила критический взгляд на свое отражение. Да-да, вот и щеки опали, а очертания скул и подбородка сделались тверже.

Все словно сговорилось выставить на общее обозрение, как она несчастна. Надо надеяться, впрочем, что это никого не заинтересует. Не она ведь виновница торжества. Общее внимание будет приковано к Леону и Флоре.

Я должна за них радоваться, внушала она себе. Как хорошо, что Флора все-таки не совершила чудовищной ошибки, сбежав с Жюлем. Теперь она станет маркизой де Астен и до конца жизни ее будут холить, нежить и носить на руках. Но довольно ли этого для счастья? Сможет ли она довольствоваться снисходительной нежностью Леона – без страсти, без пыла взаимной любви?

Дженет яростно тряхнула головой. Хватит изводить себя подобными мыслями. И вообще ее это больше не касается. Ее работа закончена, можно подавать заявление об уходе.

Но сперва предстоит пережить нынешний вечер – должно быть, самый тяжелый и мучительные вечер ее жизни.

Медленно спустившись по лестнице, она остановилась в нерешительности, прислушиваясь к доносившемуся из гостиной гулу возбужденно-приподнятых голосов. Внезапно Дженет заметила, что дверь кабинета Леона приоткрыта. Она набрала полную грудь воздуха. Пожалуй, лучше прямо сейчас пойти к нему и объявить о своем уходе. При сложившихся обстоятельствах он, скорее всего, будет только рад.

На пороге она остановилась и осторожно заглянула в комнату. Да, Леон был здесь. Но не один. В объятиях он держал Флору. Девушка уткнулась личиком ему в грудь, а он с бесконечной нежностью гладил ее по голове.

Не ожидавшая застать в кабинете кого-либо, кроме его хозяина, Дженет застыла в двери. Вдруг Леон резко поднял голову и поглядел прямо на нее. И тут ей пришлось пережить еще одно потрясение – выражение его разительно контрастировало с лаской объятия. Рот был сурово сжат, глаза потемнели, а все лицо как-то осунулось, окаменело.

Несколько долгих мгновений молодые люди глядели друг на друга, не в силах отвести глаз. В ее взгляде читалась безграничная горечь, в его – бушевало темное пламя. А потом с тихим сдавленным звуком – не то всхлипом, не то попыткой извиниться – Дженет выскочила из комнаты и стрелой понеслась прочь.

10

– Девочка моя, – Жаклин была преисполнена участия, – у тебя совсем больной вид. Что случилось?

Дженет изобразила ненатуральную улыбку.

– Ужасно болит голова. Наверное, гроза надвигается. У меня это бывает от перепадов давления. – Она поколебалась. – Прости, у тебя нет с собой таблеток?

– Конечно, есть. – Жаклин тотчас же потянулась за сумочкой. – Вот здесь, милая. Вместе с салфетками и моими любимыми духами. Бери все, что нужно. Я могу еще чем-то тебе помочь? Альберт сказал, ты не обедала. Может, распорядиться принести для тебя легкий ужин? Скажем, суп и фрукты…

– Нет-нет, спасибо. – Дженет прикусила губу. – Совсем нет аппетита.

– Какая жалость. – Жаклин легонько потрепала Крестницу по щеке. – Надо же, как раз когда такой праздник. И ты в этом платье прелесть какая хорошенькая, только очень уж бледненькая. Флора, конечно, уже рассказала тебе свои новости? Ах, как же чудесно!

– Да, – ровным голосом согласилась Дженет. – это чудесно.

Я думала, у меня хватит мужества, горько размышляла она, стоя перед распахнутым окном своей спальни и устремив невидящий взгляд на сад внизу. Но оно покинуло меня, лишь стоило мне увидеть их вместе. Увидеть ее в его объятиях. Этого мне не вынести.

Конечно, Дженет преувеличила свою головную боль, чтобы иметь предлог не спускаться ни к обеду, ни к ужину. Но виски у нее и впрямь тупо ныли, а в душе воцарилась щемящая, горькая пустота. Она обещала Жаклин, что примет таблетку и сразу же ляжет, однако даже на это мизерное усилие требовалось хоть сколько-то энергии, а вот ее-то молодой женщине решительно не хватало.

За спиной скрипнула дверь. Должно быть, Жаклин вернулась снова проведать крестницу.

– Жаклин, только не ругайся, пожалуйста, – утомленно произнесла Дженет, не оборачиваясь. – Я сейчас ложусь.

– Это не мадам де Ориво.

Голос Леона прозвучал резко, почти угрожающе. Задыхаясь от потрясения, она обернулась и увидела маркиза. Мрачный как туча, он ударом каблука закрыл за собой дверь.

– Что вы здесь делаете?

– Как всякий хороший хозяин, – холодно произнес Леон, – пришел справиться о здоровье гостьи. Гостьи, которая, по всей видимости, предпочитает прятаться за незначительным недомоганием, а не встречать жизнь со всеми ее трудностями лицом к лицу.

Щеки Дженет залил гневный румянец.

– Это нечестно! Не я ли только и делала, что лицом к лицу встречала эти самые жизненные трудности с тех пор, как мы с вами впервые увидели друг друга?

– Вы искали меня сегодня. Зачем?

– Уведомить вас об уходе. – Сердце у нее стучало, точно молот, дыхание срывалось. – Сказать вам, что я уезжаю.

– О подобных вещах принято уведомлять в письменном виде, – отрезал Леон. – Но вы все равно напрасно тратили время. Я не принимаю вашего увольнения. Вы остаетесь.

– Моя работа здесь закончена, – хрипло возразила Дженет. – У вас нет причин – да и права тоже – задерживать меня здесь.

– Не говорите мне о правах! – Он вскинул голову, глаза его метали молнии. – Это мой дом, Жанет. Моя земля. И я – де Астен. Я сам себе право. Что же до причин, вы не хуже меня знаете, почему я хочу, чтобы вы остались.