Никому не уступлю - Страница 39

Напрасно Дженет по сто раз на дню пыталась уверить себя, будто все это только к лучшему и именно об этом она и мечтала. Ничто не могло притушить глухую тоску, что заставляла ее каждый вечер раньше других уединяться в тишине своей спальни. Но не для сна. О сне она могла лишь мечтать.

О нет, бедняжка помногу часов кряду пролеживала в своей одинокой постели, глядя, как ползет по комнате полоса лунного света. Тело ее горело на медленном огне неутоленной страсти, томилось жаждой того, в чем ей было отказано раз и навсегда.

Целомудрие, что хранила Дженет с тех пор, как порвала с Карлом, никогда прежде не казалось ей столь тяжкой ношей. Напротив, прежде она радовалась ему, видела в нем надежное средство обезопасить себя от предательства и душевной боли. Ведь страсть делает человека таким уязвимым.

Теперь же молодая женщина знала: все, что она испытывала с Карлом, было утехой лишь для ее самолюбия. На самом деле она никогда не любила его. Только сейчас Дженет изведала, что такое настоящее физическое влечение. Когда мужчина нужен тебе так же, как воздух, которым ты дышишь.

Да нет же, это не любовь, это просто вожделение, пыталась она обмануть себя. То, что она испытывает к Леону де Астену, – всего лишь похоть, пламя, что быстро вспыхивает, но быстро же и угасает. Гораздо важнее то, что она его практически и не знает. По нормальной шкале отношений они совсем чужие друг другу люди.

И все же, все же…

Впервые увидев его, она испытала нечто вроде шока, мгновенного узнавания. А когда он впервые коснулся ее – непреодолимой пропасти как не бывало. Будто, думала она, мы всегда знали друг друга. Будто жизни наши с самого начала текли навстречу этому мигу.

Да вот только это неправда. Ничего этого не было. Всему виной ее чрезмерно пылкое воображение.

Дженет бичевала себя презрительными насмешками. То, что произошло между ней и Леоном, – отнюдь не слияние двух родственных душ. Он использовал хитрый мужской прием, а она по дурости поддалась, вот и все. Дальнейшее же – лишь никчемные потуги оправдать свою жалкую глупость.

Леон де Астен – соблазнитель экстра-класса, и она чуть не позволила себя соблазнить. Почти, да не совсем, вот и его самолюбие тоже пострадало изрядно. Должно быть, всякий раз, видя ее, он заново переживает свой афронт, злорадно думала Дженет. И холодная учтивость – лишь заслон бушующему в нем гневу.

Но кто бы знал, как не хватает ей смешливого огня в его глазах, когда он глядел на нее, дразнящей нотки в его голосе. Нежности, с которой он произносил ее имя: «Жанет». Лишь безвозвратная утрата позволила понять, как много все это для нее значило. И тосковала по этому едва ли не больше, чем по его поцелуям…

Она с трудом стряхнула с себя задумчивость и снова поглядела на свою нерадивую ученицу.

– Не думаю, что у него поменялись планы, Флора. Просто он занятой человек, вот и все. – Она чуть помедлила. – Ведь когда он бывает здесь, то очень внимателен, правда?

Подтверждения ей не требовалось. Все происходило у нее на глазах. Метод, которым Леон де Астен рассчитывал завоевать сердце своей будущей жены, был легок, изящен и действовал наверняка. Всякий раз, когда дела заставляли его отсутствовать более двух дней, маркиз преподносил Флоре какой-нибудь подарок – дорогую безделушку. Однако не оказывал на нее никакого давления, что, с болью признала Дженет, было очень умно с его стороны.

Такое поведение не могло не заинтриговать Флору, как бы та ни пыталась это отрицать. Наверняка она уже втайне гадает, почему он не спешит открыто добиваться ее любви. Дженет не верила, что Флора сумеет и дальше противостоять ему. Куда ей, бедняжке, ведь ею манипулирует эксперт. Но до чего же больно думать об этом!

Дженет надеялась лишь на то, что, когда неизбежное произойдет, сама она будет уже далеко отсюда. Она не сможет смотреть, как он играючи завоевывает сердце Флоры. Или, раз уж на то пошло, любой другой женщины.

Флора же снова пожала плечами.

– Он щедр, не спорю. – Она искоса поглядела на Дженет. – Это для того, чтобы я не гадала, много ли времени он проводит в Тулоне. Моя мачеха говорит: если мужчина дарит слишком много подарков, значит, у него совесть нечиста.

– А реставрация часовни к свадьбе? – холодно возразила Дженет, мучаясь от душевной боли. – Это что, тоже признак нечистой совести?

Флора мятежно вскинула голову.

– Он вовсе не ради меня старается. Просто она часть его драгоценного замка, вот он о ней и печется.

– Как статуя Элеоноры, – задумчиво, точно говоря сама с собой, промолвила Дженет.

Флора вытаращила глаза.

– Вы ее видели?

Дженет наклонилась, якобы для того, чтобы сложить журналы, а на самом деле – чтобы скрыть выступивший на щеках румянец.

– Ну да. Еще когда только приехала. Пошла на прогулку, ну и набрела.

– Просто я удивилась, что Леон это допустил, только и всего, – небрежно пояснила ученица. – Обычно он не позволяет посторонним туда ходить. Статуя не только уродливая до безобразия, она еще и ужасно старая. Но очень ценная. Про нее столько всяких историй ходит. – Она состроила гримаску. – Не понимаю, было бы из-за чего шум поднимать.

– Все это именно потому, что она такая старая и ценная, – сухо ответила Дженет. – И мне, например, она кажется просто прекрасной. От нее исходит аура спокойствия и тишины.

Выражение лица Флоры явственно свидетельствовало, что с таким же успехом Дженет могла обращаться к ней на японском.

– Как бы там ни было, – продолжила Флора после небольшой паузы, – Леону вовсе ни к чему венчаться тут, чуть ли не украдкой. Его свадьба – если он когда-нибудь женится – скорее всего, будет в Париже. Торжественная церемония, куча гостей, фотографии в газетах, все как полагается.